Точка бифуркации

Мы со всей очевидностью приближаемся к своеобразной точке бифуркации — некоего нового состояния, за которым, возможно, откроется новый горизонт решений.

Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. 

Этой точки надо достичь.

Ф.Кафка

Ныне мы находимся в своеобразной переломной точке относительно не только конфликта на востоке Украины, но и многих международных процессов, которые, среди прочего, влияют и на логику развития событий украинской ситуации. 

Мы со всей очевидностью приближаемся к своеобразной точке бифуркации — некоего нового состояния, за которым, возможно, откроется новый горизонт решений. Во многом это зависит от того, как международные участники пройдут этот переломный момент, какие выводы для себя сделают и сформируют ли новые стратегии для изменившейся ситуации. Однако, судя по всему, найти решения по конфликту на Донбассе без прохождения этой невидимой точки невозможно — ее прохождение будет означать выход за пределы текущей логики, а значит — возможность искать и предлагать решения, компромиссы, варианты. Фактически после прохождения этой точки своеобразная “спираль действий и ожиданий” начнет стремительно раскручиваться. Любопытно, что в процессе прохождения этой точки находится не столько Украина, сколько остальные участники миротворческого процесса — США, Германия, Франция и Россия. 

И именно поэтому нам требуется активнее изучать эту новую реальность. Несмотря на то, что отдельные украинские эксперты и бывшие политики настаивают, что реалии глобального уровня не влияют на произошедшее в Крыму и на Донбассе, мыслить в такой парадигме — очевидный тупик. Без анализа и понимания происходящих изменений на международном уровне нам не удастся в полной мере найти решения конфликта на востоке страны и понять мотивации вовлеченных в процесс участников. 

Думать иначе — значит обречь себя на поведение известных слепых мудрецов из древней индийской сказки, изучавших слона по частям и на ощупь. Появляющиеся из такой логики “стратегии” (стратегии в кавычках, поскольку при таком подходе они являются скорее “стратегическим вредительством”, а не решением) прогнозируемо отказываются работать или работают совершенно иначе, чем это было задумано.

Последняя встреча “нормандской четверки”, заявления ее участников и попытка вернуть минский процесс в конструктивное русло — все это говорит о намерении еще раз, накануне 2017 года, вдохнуть новую жизнь в “Минск-2”. Причем попытка накануне серьезных трансформаций. Европа, Россия и Украина, по сути, последний раз пытаются войти в одну и ту же воду дважды. Не исключено, что это может и удаться. Но вряд ли “надежда” — эффективный спутник государственного планирования. А вот анализ текущего состояния, прогноз развития и подготовка к различным вариантам развития ситуации — вполне. 

А это значит, что Украине следует лучше понять своих союзников и оппонентов, дабы не допустить “растворения” национальных интересов Украины в волнах чужих целей и ожиданий. И в новой реальности, которая может стремительно наступить в 2017 году.

Франция и Германия: в ожидании “гранд-стратегии”

Неуверенность разрушила столько возможностей…

Эрих Мария Ремарк

Логика действий лидеров Франции и Германии относительно ситуации в Украине и путей ее решения на данном этапе подчинена явным образом двум обстоятельствам — ситуативному и стратегическому.

Ситуативное связано с грядущими выборами в этих странах (в 2017 году в Германии пройдут парламентские выборы, во Франции — президентские) и крайне непростым политическим положением нынешних руководителей Франции и Германии. 

Исходя из текущих рейтингов, переизбрание Ф.Олланда на должность президента — событие весьма маловероятное. А значит, основные политические бои развернутся между другими кандидатами. В том числе — между Н.Саркози (абсолютно открыто и последовательно поддерживающим идею отмены санкций и восстановления отношений с Россией), Аланом Жюпе (настроенным значительно критичнее к России и ее деятельности) и другими потенциальными кандидатами. Однако кто бы в итоге ни стал президентом — внешняя политика Франции явно будет скорректирована, а новый президент вряд ли захочет втягиваться в минский процесс без четкого понимания, чем и когда он закончится. 

Несколько иная ситуация в Германии, где, несмотря на расхождения взглядов ключевых партий на мигрантский кризис, альтернативы Ангеле Меркель как канцлеру похоже, особой нет. Но это не означает, что если ее мандат будет подтвержден, ее отношение к Украине останется таким же. Тем более что новый Бундестаг вполне может пополниться депутатами, выступающими в поддержку восстановления отношений с Россией (та же партия “Альтернатива для Германии”). То есть даже при сохранении А.Меркель своего поста она может быть вынуждена корректировать свои внутри- и внешнеполитические приоритеты в соответствии со вновь сложившимися политическими реалиями. 

Стратегическое же обстоятельство обусловлено проявлением двуединого внутреннего кризиса, наблюдаемого у Запада. С одной стороны, это постепенное осознание невозможности доверять России как полноценному субъекту мировой политики, с другой — осознание неэффективности “политики умиротворения”, к которой Запад в той или иной форме тяготел в своих отношениях с Россией. “В США и Европе вопрос о том, что делать с Россией, далеко не решен, — пишет влиятельная британская газета The Guardian (25.10.2016), — что Путин, вероятно, будет и далее использовать в своих интересах”. 

Это не только непосредственно влияет на позиции основных европейских стран по украинскому вопросу, но и не способствует общеевропейскому единству. Показательна ситуация с неготовностью Европы ввести против России дополнительные санкции за бомбардировки Алеппо в Сирии — даже несмотря на вроде бы настойчивое желание добиться этого со стороны Франции, Германии и Великобритании. Однако позиция премьер-министра Италии (при негласной поддержке целого ряда других европейских стран) стала достаточным основанием для отказа от этой идеи. Это говорит о том, что до выборов в Германии и Франции (а также, очевидно, в США) “умеренные” европейские государства (де-факто — ставящие на развитие сотрудничества с РФ, если действия РФ напрямую не угрожают их странам) будут пытаться изменить общую политическую линию ЕС. Впрочем, это касается интересов не только “умеренных”. Например, финансовые институты Британии, несмотря на всю жесткую риторику британского руководства, все еще “сквозь пальцы” смотрят на происхождение денег их российских клиентов, по сути превращая Британию в большую “прачечную” для российских олигархов.

Последняя встреча “нормандской четверки” достаточно ясно показала влияние всех этих обстоятельств на общий процесс: у Запада на данный момент нет геостратегических “красных линий”, очерчивающих возможные пределы уступок по сферам влияния России. В результате Запад (а особенно Европа) все более скатывается на оперативно-тактический уровень политико-дипломатических переговоров и политико-административных проектов. То есть на уровень, где Россия традиционно сильнее.

Появление внятной стратегии у Европы (прежде всего у Франции и Германии) до проведения выборов — сомнительно. Пока Европа не пройдет этот путь до конца и не выйдет из этого цикла, трудно рассчитывать на то, что кто-либо из европейских лидеров будет действительно серьезно обдумывать стратегию своего поведения по отношению к России (и не только к ней). Не стоит обольщаться, что нынешняя политика Европы (со всеми санкциями, выражениями возмущения, разговорами о новой усиленной миссии ОБСЕ), — это часть некой “гранд-стратегии” Европы. Если объективно посмотреть на текущую ситуацию, нетрудно заметить, что это были лишь попытки осторожно сдерживать ситуацию, не предпринимая резких шагов.

На самом деле к формированию стратегии никто еще даже не приступал. Сегодня европейские аналитические центры лишь на стадии осмысления новой реальности и выработки отдельных рекомендаций руководствам стран, как следует вести себя в новых условиях. Для Украины ситуация даже несколько проще (как бы цинично это ни прозвучало): состояние войны с Россией обусловливает необходимость решения вопросов физического выживания страны, что и определяет основной лейтмотив нашей “большой стратегии”.

Европейцы же с трудом меняют свое отношение к ситуации. Впрочем, в ритме, традиционном для европейской бюрократии, принимающей решения долго, но которую потом сложно сбить с утвержденного курса. И вот это самое принятие “нового курса Европы” (которое, вполне вероятно, произойдет уже в следующем году) и станет новой реальностью за точкой бифуркации. 

Отсюда и серьезная потенциальная угроза — если вновь избранные руководители Франции и Германии не сделают выводов из ситуации и будут думать, что эту новую реальность они уже приняли и адаптировались к ней. Подобный образ мышления может быть следствием лишь одного обстоятельства — неуверенности. Неуверенности в том, что если начать предпринимать какие-то действия — не станет ли хуже? Неуверенности в том, стоит ли признавать новую реальность? Неуверенности в том, смогут ли они ответить на эти новые вызовы и угрозы? Именно эта неуверенность — худший враг Европы и лучший союзник России. Предельно честно об этой проблеме Запада говорит британский политолог Э.Лукас: “Мы — я имею в виду Запад — сталкиваемся с проблемами в отношениях с ним (В.Путиным. — В.Г.), зачастую ему проигрываем не потому, что мы объективно слабы, а потому что мы слабовольны…”

Россия: экономика — ничто, величие — всё

Нормы выдачи снова были сокращены для всех, кроме собак и свиней. Уравниловка, объяснил Визгун, противоречит принципам анимализма.

Дж.Оруэлл. “Скотный двор”

Цели и стратегии России в затеянном ею глобальном (против Европы и США) и локальном (против Украины) противостоянии уже неоднократно были описаны. Однако текущий момент вносит определенные уточнения в этот процесс, и прежде всего — ввиду базовых несоответствий между политическими желаниями российского правящего класса и реалиями экономического состояния России.

Как правильно отмечают многие обозреватели и эксперты, для России приоритетом является безопасность и величие (как фактор высокой легитимности власти), а не экономика. Для России статус “региональной сверхдержавы” (с соответствующей геополитической “эксклюзивностью”), дополненный “уважением” (как минимум условным) своих глобальных амбиций, реализующихся в усилении присутствия на Ближнем и Среднем Востоке, является более важным фактором, чем те “абстрактные” 40% россиян, которым, согласно результатам исследования Высшей школы экономики РФ, не хватает денег на одежду и еду. Это порождает и иррациональный (в понимании европейских государств, но понятный в логике античеловеческого и антисоциального российского государства) феномен: сопутствующий ущерб от экономических санкций вызывает у российских чиновников скорее кураж, чем сожаление.

При этом Россия явно ищет некий аналог “Хельсинского заключительного акта 2.0”. По невысказанному мнению российского “ястребиного” истеблишмента, это явно решило бы все проблемные ситуации и обозначило новые правила игры. 

Проблема в том, что кроме желаний России, для подобного нет оснований. И меньше всего их с учетом ситуации в российской экономике — ее состояние и долгосрочные тренды развития следует принимать в расчет более внимательно. Сегодня капитализация всего рынка акций меньше, чем у Amazon. На фоне санкций продолжает падать доля российского ВВП в общемировом балансе — к 2020 году ожидается, что она будет составлять 2,6%. С потерей же экономической и финансовой значимости в мировом масштабе у России остаются лишь возможности грозно “бряцать оружием”. 

Это приводит и к падению прямых инвестиций в Россию — в 2015 году на фоне общемирового роста в России этот показатель сократился на 92%. Минэкономразвития РФ констатирует, что реальные доходы россиян выйдут на уровень 2013 года только в 2021 году. И эти оценки еще оптимистичны.

На все это накладываются постоянные увеличения расходов на весь сектор безопасности, а также расширение базы социальных выплат. Последнее российская власть пытается хоть как-то компенсировать замораживанием выплат, задержками пенсий и другими методами, но вряд ли это сильно поможет — в стратегической перспективе Россия (впрочем, у нас эти проблемы схожи) это “стареющая страна”. Сложно не согласиться с Э.Лукасом, который говорит, что в историю правление Путина войдет как “ужасный период, когда Россия пришла к внешней изоляции и внутренней отсталости”. А возможно — и хуже: Лорен Гудрич из Startfor отмечает, что в истории России почти все лидеры, находившиеся на стыке сначала экономического роста, а потом ухудшающейся экономической и политической ситуации, быстро превращались из “спасителей нации” в ее палачей. Иван Грозный, Иосиф Сталин — лишь наиболее заметные фигуры в этом ряду. И Путин имеет все шансы запомниться как человек, вернувший России ужасы опричнины. Судя по тому, что ко вновь устанавливаемым памятникам Сталину добавляются памятники Ивану Грозному, сам Путин ощущает эту перспективу очень хорошо.

Изменить ситуацию (или хотя бы частично замедлить ее развитие) может решение санкционной проблемы и восстановления если не доверительных (об этом в долгосрочной перспективе говорить не приходится), то хотя бы экономически рациональных отношений с Западом — очевидный тактический приоритет российского руководства. А сделать это без решения украинского кризиса — невозможно.

Проблемы экономического и политического развития России ставят перед нами и другой вопрос: каково будущее России при сохранении текущих тенденций? Чего можно ожидать от нашего “стратегического противника” на средне- и долгосрочную перспективу? Какой модели государства (а значит и действий этого государства) следует ожидать?

Контуры этого государства, начавшего “модернизацию в прошлое” (при заявленных целях “развития” — возврат к моделям “прошлого”) становятся все отчетливее. И контуры эти крайне тревожны.

Политическая модель явным образом движется в сторону не просто дальнейшего авторитаризма, но квазимонархической формы правления а-ля “СССР”, но на самом деле в его худшей реализации — ибо даже там существовали сдерживания и противовесы в лице Политбюро ЦК КПСС, а “новая-старая” модель России подобное явно не предусматривает. Появление “дорогого Леонида Ильича” с другими инициалами — вопрос очень близкой перспективы. 

На этом фоне обеспокоенность вызывает и чекистско-церковный альянс, все агрессивнее набирающий силу в России. Церковь все активнее вмешивается в дела государства, обретает собственные военизированные подразделения, а сама религиозная составляющая все ближе к некоему радикальному православному фундаментализму (что иллюстрирует деятельность разнообразных “казачьих” подразделений в Донбассе). Однако особенности российских политических традиций явным образом приведут к появлению не столько “православного ядерного аятоллы Кирилла” сколько “православного ядерного аятоллы Путина”.

Интересно, готов ли будет Запад иметь дело с таким “партнером”, и как долго он будет ожидать аналога 4 ноября
1979 года, но теперь — в Москве? А перспектива этого весьма отчетливая и угрожающая. И готов ли Запад “умиротворять” и “искать компромиссы” с потенциальными религиозными фундаменталистами, у которых в распоряжении второй по мощности ядерный арсенал в мире и которые уже сейчас демонстрируют полное пренебрежение к международному праву?

При этом Россия активно готовит население к “неизбежной” войне с “агрессивным блоком НАТО”, разворачивая в своих медиа воинственную риторику на качественно новом уровне. Но если в предыдущие годы это касалось только медиа-накачки населения, то сегодня все чаще пропаганда начинает проявляться “на земле” — уточняются продуктовые нормы на случай войны, проводится масштабная проверка системы убежищ, возобновляются занятия по гражданской обороне. Если эскалация напряжения не остановится (даже если это делается для простого запугивания), то момент, когда она случайно выйдет из-под контроля и начнет влиять на их инициаторов, — лишь вопрос времени.

Украина: будущее “Минска-2”

В первый миг испуга нам лезет в голову всякий вздор, 

но стоит немного подумать — и все становится на свои места.

Ф.Кафка, “Замок”

Минские соглашения остаются камнем преткновения для всех сторон. При этом сложно отрицать, что ситуация для Украины в момент их принятия могла сложиться куда хуже. Принятые в условиях тяжелых переговоров ради необходимости остановить горячую фазу гибридной войны, ныне они оказываются для всех “чемоданом без ручки”. Политическая риторика всех участников о безальтернативности “Минска-2” для процесса мирного урегулирования стратегически не столько способствует ему, сколько сдерживает, поскольку загоняет ситуацию в узкий коридор решений, одинаково не устраивающих всех. Тем более что нельзя закрывать глаза на очевидное: минские соглашения не просто несовершенны (это было понятно еще в момент их подписания), но и не отображают весьма изменчивую международную ситуацию. 

Сейчас, когда наши западные партнеры все сильнее заняты внутренними проблемами, “Минск-2” вместо “решения” превращается в “проблему”. Собственно как мы и предсказывали: Донбасс для всех его участников стал “черной дырой”, которая не отпускает любого, кто в нее попадает.

Однако найти выход из “минского тупика” можно. Но для этого нужно пройти этот путь до конца. Трансформации соглашений, смена подхода к их сути и логике не состоится до тех пор, пока все возможности диалога не будут исчерпаны. Президент Украины предложил одно из направлений — Дорожная карта, с четкими и понятными сроками и ответственными за ее выполнение. Будет ли эта инициатива успешна? Рационально она логична и выполнима. Но будет ли она успешна с нашими нынешними партнерами за минским столом? Но в любом случае идти по этому пути нужно. В политическом смысле дойти до тупика “Минска-2” означает вовсе не упереться в стену — это означает увидеть, что за ней тоже есть пространство для решений. Но чтобы идти к новым возможностям политического урегулирования, требуется все же пройти этот путь до конца.

В любом случае дальновидно было бы готовиться к тому, что с 2017 года многие обстоятельства политического урегулирования конфликта на востоке Украины могут измениться, а значит — мы нуждаемся в адекватном подготовительном этапе к этому процессу. 

Безусловно, нам нужны заготовки на случай согласия сторон пересмотреть (скорее — уточнить) “Минск-2” и выйти на новый формат договоренностей. Необязательно это будет выглядеть радикально, но подготовиться к такому развитию событий нужно.

Прежде всего — переосмыслив минские соглашения и поняв, в какой форме они для нас станут приемлемыми. В текущей их редакции они, во-первых, явным образом (особенно в пунктах 4, 9 и 11) ведут к нарушению территориальной целостности и суверенитета Украины, что противоречит не только национальным интересам Украины, но и Декларации глав государств “нормандской четверки” от 12 февраля 2015 года. И,
во-вторых, о чем уже неоднократно говорила украинская сторона, проведение выборов до восстановления контроля над границей бессмысленно.

Однако, даже не выходя из логики “Минска-2”, часть его положений может быть модернизирована, чтобы документ стал реальнее в части его фактического, а не теоретического выполнения. Например, нам нужно прямо зафиксировать в обновленном соглашении порядок проведения выборов и установления контроля над границей (сначала контроль — потом выборы). Также для практической реализации пунктов о порядке местного самоуправления сторонам нужно не требовать от Украины переписать свою Конституцию, а обсуждать суть Закона Украины “О временном порядке местного самоуправления в ОРДЛО”. То же самое касательно амнистии: абсурдные попытки “руководителей” “ДНР/ЛНР” (а де-факто — России) вытребовать полную амнистию — бессмысленны, поскольку противоречат всей международной практике. И, конечно, стоит рассматривать возможность расширения числа участников переговоров за счет США, ЕС, стран — подписантов Будапештского меморандума. Впрочем, шансы на такое расширение весьма призрачны: сейчас ни Россия, ни Берлин с Парижем этого явно не хотят. Но как поведут себя эти страны после выборов — вопрос неоднозначный. 

Кроме этого, нам требуется большая подготовка стратегического уровня, без которой все наши желания и требования так и останутся лишь наработками на листах бумаги, без шанса попасть за стол больших переговоров. 

И хотя стоит согласиться с тем, что стратегически ситуация “играет” на Украину, но важно уточнить: играет не абстрактно, но лишь при активной деятельности самой Украины. И деятельность эта выражается в простой, но от этого не менее безжалостной истине: “Помоги себе сам”. Залог нашей победы (впрочем, вряд ли слово “победа” будет уместно в данной ситуации — гибридные конфликты ставят вопрос не о победе, а о подтверждении субъектности государства и его стойкости: политической, экономической, военной, информационной) — модернизация и стабилизация внутриполитических и, что даже важнее, — внутриэкономических процессов. Да и для нас вопрос чаще стоит в категории не “выиграть”, но —”не проиграть” (что не одно и тоже).

Слабое государство — “красная тряпка” для агрессора, поскольку оно неспособно решать свои внутренние проблемы и дать отпор угрозам внешним. А значит, агрессор не может себе отказать в удовольствии реализовать свои реваншистские планы за счет такой страны. Тем более, что сегодня мы находимся на пересечении сразу трех кризисов: финансово-экономического, государственно-политического и геополитического. Однако без решения первых двух надежды на решение третьего — немного.

Поэтому стратегическое решение “Минска-2” находится даже не в руках Путина, Меркель, Олланда или у иных внешних участников — оно в наших руках. Но только если мы сможем обеспечить свое стабильное развитие и свою боеспособность. А боеспособная армия нам нужна не только для решения сегодняшних проблем — как отметил начальник генштаба Сухопутных войск США М.Милли, “войны между государствами вряд ли останутся лишь в учебниках истории”. А значит — нам нужно быть постоянно готовыми существовать в этой гоббсиановской реальности.

И в этом новом мире наша модель системы национальной безопасности должна стать гибче. Гибридные угрозы априори являются средой динамичной, и реагировать на них путем исключительно традиционным почти невозможно. Следует понимать, что скорость реагирования на постоянную импровизацию и необыкновенную организационную адаптивность противника становится критически важным показателем способности государства к эффективному ответу на агрессию. 

Разведка и контрразведка — наши очевидные приоритеты развития на данном этапе. Этот тезис повторяется часто, но в реальности процесс идет крайне медленно. При этом надо понимать, что в пределах текущего законодательства именно разведывательные и контрразведывательные органы обладают едва ли не самой большой свободой действий, а значит — потенциально являются наиболее адаптивными государственными структурами, способными реагировать на актуальные угрозы быстро и с наименьшим формализмом. Это тот фрагмент сектора безопасности и обороны, на котором мы должны сейчас особенно сосредоточиться. 

Обновленная цель модернизации системы национальной безопасности — это, конечно, обеспечение стойкости. Причем стойкости не только государства как системы государственных органов и политики, ими реализуемой, но стойкости самого общества к гибридным угрозам. Ведь именно общество теперь становится и объектом атаки, и субъектом ответа на нее. Общество может как поспособствовать деятельности агрессора, так и оказать ему жесточайшее сопротивление.

Последнее говорит и о необходимости переосмыслить в рамках новой идеологии функционирования системы национальной безопасности роль и место в ней негосударственных участников. Эти структуры и сегодня делают немало важного для помощи государству. Но модель сотрудничества все еще не складывается. Между тем именно негосударственные участники позволяют сделать достаточно консервативную систему национальной безопасности более гибкой и адаптивной, поскольку не сдерживаются формальными бюрократическими правилами и предписаниями. Кстати говоря, во многом за счет этого действует и Россия — используя частные военные компании и другие негосударственные структуры. 

Как заключение

Приближение геополитической точки бифуркации — важный момент не только для крупных государств, но и для Украины. От того, как Европа, США и Россия ее пройдут, будет зависеть новая конструкция миропорядка. А значит — это непосредственно повлияет и на Украину. 

Украина оказывается непосредственно втянутой в это переустройство. Такие проблемы, как война на востоке Украины, реваншистская Россия, сирийский конфликт, мигрантские кризисы, сложные процессы в ЕС — все это и формирует новый миропорядок. Ключевой вопрос в том, будем ли мы при этом фоном этого процесса или же одним из субъектов? 

Если мы хотим не просто принимать как данность решения о нашей судьбе (а равно пассивно ожидать момента, пока Европа окажется в состоянии не просто осознать полноценно угрозу, исходящую от России, но и начать формировать свою “гранд-стратегию”), а активно влиять на этот процесс, не просто предлагать, но и продавливать решения, соответствующие интересам не других стран (как союзников, так и недругов), а нашим национальным интересам, то наш путь только один — формирование сильного государства с адаптивной системой национальной безопасности. Именно это залог нашей безопасности, а не любые внешние договоренности. И именно это залог эффективного продвижения по пути “Минска-2”, который явно потребует существенной трансформации, чтобы стать не просто набором фраз на бумаге, но реальной картой мирного урегулирования. 

Владимир ГОРБУЛИН, советник президента, директор Национального института стратегических исследований, академик НАНУ, доктор технических наук, профессор